|
Брайан Крэйг Пешки Хаоса
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:28 | Сообщение # 76 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | — Да, ваше превосходительство, — ответил Торольд, подвинувшись вперед, чтобы взять трубку вокс-аппарата у своего коллеги.
Ухватившись за эту неожиданную возможность, Мелькарт откинулся на сиденье, обдумывая дальнейшие планы. Он был изумлен, что Баалберит вообще задумался о том, чтобы присоединиться к нему на борту самолета, несмотря на свою боязнь высоты, но теперь, когда эта возможность появилась, Мелькарт больше всего опасался того, что Баалберит в последний момент поддастся своему страху и откажется лететь. «Вот это будет настоящее разочарование», подумал он. Было бы разумно отложить всякие проявления враждебности, пока самолет не приземлится в Гульзакандре. Кроме того, будет весьма забавно, если окажется, что Баалберит так же плохо переносит полет на самолете, как пребывание на высоком балконе — но как только они окажутся на чужой земле… на вражеской земле… будет легко раз и навсегда избавиться от этой занозы, и придумать историю, которая еще больше послужит в его пользу…
— Ваше превосходительство, похоже, никаких проблем не предвидится, — доложил Торольд. — Очевидно, Верховный Инквизитор покинул свои апартаменты в спешке. Он уже сказал техномагистру Солдрону, что с ним будут только три человека — и только один из них вооружен. А у нас восемь хорошо вооруженных людей, плюс пилот и вокс-оператор, оба абсолютно надежные люди. Но зачем он это делает, ваше превосходительство? Ведь он должен понимать, что это самоубийство?
— Должен понимать? — задумался вслух Мелькарт. — Возможно, и нет. Может быть, он действительно не представляет себе, как обстоят дела. Или, возможно, он просто в отчаянии. В любом случае, все складывается в нашу пользу. Император воистину любит нас, Торольд — да славится имя Его!
— Хвала Императору, — отозвался Торольд.
Даже когда Мелькарт приехал на аэродром и обнаружил то, о чем не подумал спросить раньше, он по-прежнему торжествовал, по-прежнему был убежден, что находится под покровительством богов. «В конце концов», подумал он, «когда самолет взлетит, единственное, что будет иметь значение — количество стволов на борту и верность тех, кто их носит».
Как сможет помешать его планам тот факт, что Раган Баалберит кроме телохранителя решил взять с собой священника и псайкера?
Разве не было величайшим подарком судьбы для будущего правителя мира, что тот самый псайкер, который был так близок к тому, чтобы установить контакт с Имперским флотом, окажется в руках Орлока Мелькарта вместе с его беспокойным повелителем — Верховным Инквизитором Раганом Баалберитом?
Глава 17
КОГДА Гицилла вернулась в дом, Дафан остался снаружи. Он сказал себе, что будет «нести дозор», но и сам не верил в это. Он знал, что когда Нимиан — или Сатораэль — вернется, не будет необходимости предупреждать Гавалона о его появлении.
И поэтому он оказался полностью застигнут врасплох, когда услышал шум приближающихся грузовиков.
Дафану как-то не приходило в голову, что солдаты, занявшие деревню, могли отправиться выяснять, что случилось с их товарищами, или что, обнаружив следы боя у пруда, они могли найти следы, оставленные грузовиком, который угнала Гицилла, и, следуя по ним, найти этот грузовик, оставшийся без горючего — и в результате имперские солдаты продолжили бы следовать по дороге, желая узнать, что стало с водителем грузовика. Но как только Дафан убедился, что это действительно приближаются грузовики, он мгновенно осознал, что все это было очевидно, и он был глупцом, если не ожидал этого.
Дафан осознал так же и тот ужасный факт, что в фермерском доме был сам Гавалон Великий, и его сопровождали всего лишь двое рабов-колдунов и двое безоружных крестьян. Будет поистине катастрофой, если защитники Гульзакандры потеряют своего вождя даже до того, как начнется решительное сражение.
Поэтому он сразу бросился в дом, крича:
— На коней, на коней! Мы должны скорее бежать! Сюда едут грузовики!
Гавалон отреагировал мгновенно, но не совсем так, как ожидал Дафан. Вместо того, чтобы броситься к лошадям, колдун повернулся к Гицилле и спросил:
— Где демон? Насколько он близко?
Первым предположением Дафана было, что Гицилла не может знать ответ — но когда он увидел, как она встретила устрашающий взгляд Гавалона, то вспомнил, что она знала куда больше, чем должна была знать, еще даже до того, как в их жизни появился Нимиан. С тех пор, как Нимиан коснулся ее, она росла — и физический рост был лишь внешним показателем. Когда Нимиан коснулся ее, она стала принадлежать ему.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:30 | Сообщение # 77 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | «Он коснулся и меня», вспомнил Дафан, но тут же добавил, «но я не Сновидец Мудрости, в отличие от нее. В ней уже что-то было, что-то ждало его».
Глаза Гавалона были темными и круглыми; смотреть в них было все равно что смотреть в ночную бурю — но глаза Гициллы сейчас были еще больше и еще темнее. Любой, кто встретился бы с ее взглядом, был бы напуган — любой, кроме такого человека как Гавалон.
Колдун и Гицилла неотрывно смотрели в глаза друг другу. Гавалон потянулся, чтобы схватить руки Гициллы в свои огромные кулаки — но Гицилла оказалась быстрее. Она схватилась своими недавно удлинившимися руками за его запястья и посмотрела в его лицо пристальным взглядом своих сверхъестественных глаз. Гавалон был ошеломлен — но явно удовлетворен тем, что он увидел в глазах Гициллы, кивнув своей лохматой головой. Потом он отступил назад, Гицилла отпустила его руки.
— Малдайак, за мной! — приказал колдун. — Абдалкури, на коня! Возьми мальчика с собой. Зверолюди должны быть недалеко. Поезжай за ними и приведи их сюда как можно быстрее.
Дафан на секунду растерялся, но когда Абдалкури схватил его за руку и потащил к выходу, он понял, что Гавалон намерен обороняться здесь и оставить с собой Гициллу и Малдайака. Дафан открыл рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле, когда он понял, насколько бесполезны будут его возражения. Он не хотел оставлять Гициллу в опасности, но был не в том положении, чтобы требовать от нее — и тем более от Гавалона Великого — чтобы она пошла с ним.
Когда Абдалкури вывел Дафана во двор, где были привязаны лошади, первый грузовик уже выехал на гребень холма, с которого была ясно видна ферма. Дафан понимал, что он сейчас, должно быть, тоже виден врагу — и что яркая оранжево-синяя расцветка рогатых лошадей слишком выделяется даже на фоне экзотически многоцветной растительности равнины.
— Не бойся, — прошипел волшебник, подталкивая Дафана к одной из лошадей. — У них есть пушки, зато у нас есть чары.
Дафан не вполне понял, что это должно означать, но его внимание было приковано к непосредственной задаче — сесть в седло. Стремя было расположено сейчас как будто еще выше, чем раньше, и использовать его было еще более затруднительно. Но на этот раз лошадь знала его, и, хотя не могла согнуть колени, чтобы ему было легче сесть в седло, она стояла смирно, глядя на Дафана доверчивым, казалось, взглядом.
Собрав всю свою отвагу, Дафан схватился за рожок седла и поднял левую ногу как можно выше. К своему удивлению, он сумел поставить ногу в стремя. Оттолкнувшись от земли другой ногой, он на руках подтянулся в седло.
Удивительно, но это сработало. Он сидел в седле.
Хотя у него больше не было пальца Нимиана, лошадь, казалось, вполне признавала Дафана своим хозяином, или, по крайней мере, своим подопечным. Он должен был признать, что с его стороны не было никакого мастерства наездника, когда лошадь сама повернулась и поскакала со двора, и сама перешла на галоп, как только выскочила за ворота. Дафан быстро понял, что если кто-то и был тут хозяином положения, так это лошадь — но, по крайней мере, она словно бы охотно позволяла ему ехать на себе верхом.
Конь Абдалкури уже ускакал вперед, но как только стало ясно, куда он направляется, грузовики, преодолев холм, разделились, и две машины съехали с дороги, направляясь на перехват.
Дафан думал, что грузовики еще слишком далеко, чтобы отрезать путь Абдалкури, но увидел, что вокруг пушек, установленных в кузовах машин, суетятся люди, и понял, что он и его спутник уже в пределах досягаемости их огня.
Стрельба началась сразу же, хотя вначале открыли огонь из легкого стрелкового оружия. Большие пушки молчали, пока их наводчики пытались прицелиться.
Хотя Дафан услышал свист пули, пролетевшей поблизости, он видел, что грузовики, съехавшие с дороги, слишком сильно трясет на неровной местности, чтобы с них можно было хорошо прицелиться. Он подумал, что при некотором везении и при том, что чем дальше от дороги, тем более неровной будет земля, его уверенно скачущий конь сможет унести его за пределы дальности их огня, прежде чем в него попадут.
К сожалению, его уверенно скачущий конь, казалось, так не считал. Пока лошадь Абдалкури на полном скаку мчалась к горизонту, направляя туда, где должна была находиться свита зверолюдей Гавалона, скакун Дафана развернулся и бросился перпендикулярно дороге, подставив свой бок стрелкам на обоих грузовиках.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:31 | Сообщение # 78 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | Грузовики были уже достаточно близко, чтобы Дафан почувствовал радость стрелков, увидевших такую цель, и понял, что им даже не нужно попадать именно в него, чтобы убить. Если они убьют рогатую лошадь на скаку, падение с нее искалечит Дафана, если не убьет сразу.
Обе большие пушки открыли огонь по тому, что казалось их наводчикам легкой мишенью.
Но они ошибались.
Дафан ощутил ударную волну, когда снаряды пролетели мимо, но они упали на землю и взорвались более чем в сотне ярдов от него. Солдаты продолжали стрелять из винтовок, но Дафан, оглушенный разрывами, даже не слышал свиста пуль. Внезапно он понял, о чем говорил ему Абдалкури, и почему яркая расцветка лошадей — не говоря уже о костюмах колдунов — была такой заметной на любом фоне.
Должно быть, эти чары — разновидность иллюзии. Предполагалось, что лошади и их всадники будут привлекать вражеский огонь — но их очевидное положение было обманчиво. Выстрелы, нацеленные в них, всегда шли мимо.
Или, если не всегда, то по большей части.
Как только Дафан понял действие этого колдовства, лошадь снова изменила тактику. Она повернулась и на этот раз бросилась прямо к одному из грузовиков, словно сама пыталась его перехватить.
Так как они сближались под углом, не было угрозы, что лошадь столкнется с грузовиком, но расстояние между ними быстро сокращалось, и стрелков в грузовиках охватил еще больший азарт. Большие пушки резко развернулись, солдаты, вооруженные винтовками, продолжали стрелять.
Дафан не знал, что делать, кроме как пригнуться как можно ниже в седле. Он прижался лицом к гриве лошади, опустив руки, чтобы схватиться за ее шею. Его правая рука все еще сжимала поводья, но лошадь их не слушалась. Он инстинктивно закрыл глаза, не имея ни малейшего представления о том, что должно случиться — и когда необычно массивные копыта лошади вдруг перестали стучать по земле, Дафан на мгновение подумал, что в него попала пуля, и все его чувства отключились.
Потом он понял, что все еще жив и даже не ранен, и что его скакун совершил невероятный прыжок. Лошадь перескочила через мчащийся грузовик с такой легкостью, словно это был обычный деревянный забор.
Удар о землю сильно встряхнул его, но Дафан не упал, и радость от того, что он еще жив более чем компенсировала пережитый шок. Эта радость стала еще больше, когда передние колеса грузовика, через который он перепрыгнул, въехали в сточную канаву, и машина резко остановилась.
По крайней мере, грузовик просто остановился бы, если бы канава не была такой широкой и глубокой, и если бы тяжелая пушка не была смещена так далеко к задней части кузова. Соединение скорости грузовика, стремительности падения и неравномерной нагрузки привело к тому, что инерция оторвала задние колеса от земли, и машина перевернулась.
Тяжелый вес машины замедлил опрокидывание, но не мог остановить его. Как только радиатор грузовика уткнулся в землю, тяжелая кормовая часть оказалась в вертикальном положении, и машина начала опрокидываться кверху днищем.
Солдаты в кузове пытались выпрыгнуть. Выпрыгнуть было достаточно легко, но удачно приземлиться — совсем другое дело. Они кувыркались в воздухе, дико размахивая конечностями, и четверо из пяти упали явно неудачно.
Пятый спрыгнул хорошо, и, возможно, даже не был ранен, но задний борт кузова падающего грузовика обрушился на его голову, убив мгновенно.
Второй грузовик, съехавший с дороги, тоже попал в аварию, хотя и не настолько фатальную. Его водитель, предупрежденный об опасности, успел крутануть руль в сторону, когда подъезжал к канаве. Одно из передних колес избежало попадания в канаву, но одного колеса было недостаточно, чтобы удержать грузовик. Если бы водитель заметил опасность на секунду раньше, он, вероятно, смог бы избежать канавы — но левое переднее колесо уже съехало за ее край. Вскоре туда занесло и левое заднее колесо. Этот грузовик не опрокинулся как первый, но накренился и застрял, неспособный более двигаться ни в каком направлении.
Все оружие на борту второго грузовика продолжало стрелять по яркому коню Дафана, но рогатая лошадь была слишком обманчивой целью. Еще два снаряда выбили огромные воронки в разоренных полях, но Дафан чудесным образом оставался невредим.
Секунду или две лошадь мчала Дафана обратно к дороге, где было больше всего солдат противника — но это дало ему возможность увидеть, как разворачивается другой бой, далеко не столь неравный, как тот, в который был вовлечен он.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:31 | Сообщение # 79 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | Чтобы атаковать ферму, грузовики развернулись строем фронта, и имперские солдаты, высадившись из них, направились к дому, где ждали атаки Гавалон, Гицилла и Малдайак. Это было опрометчиво — но откуда могли солдаты знать, что растения, в таком странном изобилии разросшиеся вокруг дома, достигли столь необычной величины лишь за несколько часов?
Эти растения теперь были настоящими гигантами, и они тоже сопротивлялись захватчикам. На секунду Дафан даже подумал, что они остановят атакующих и убьют многих из них, но это были всего лишь растения. Они замедлили атаку, но, как видел Дафан, они не смогут задержать солдат надолго.
У некоторых солдат были огнеметы, вроде того, который сжег лес, и они немедленно пустили их в ход. Растения, казалось, пожирали огонь, и он нравился им на вкус, но огонь продолжался, и вскоре наоборот, начал пожирать их. У других солдат были не только ружья, но и клинки — клинки достаточно острые, чтобы срубить голову человека — и они справлялись с растениями еще лучше, чем огнеметы.
Раненые растения, казалось, с еще большей яростью обвивались вокруг солдат, словно пытаясь раздавить и задушить их. Но когда их стебли отрубали от корней, они теряли большую часть своей силы.
«Но мы побеждаем!», упорно думал Дафан, когда его лошадь снова поскакала в другом направлении. «Мы сдерживаем их!»
Увы, это было не так просто. В кузовах грузовиков у больших пушек все еще оставались артиллеристы, и они открыли огонь по ферме.
Гром орудийных выстрелов сразу же смешался с грохотом рушившейся каменной кладки и треском раскалывающихся деревянных балок, но оглушенному Дафану эти звуки казались очень далекими и какими-то странными.
Не только эти артиллеристы были способны стрелять. Грузовик, съехавший левым бортом в канаву, застрял, накренившись, но не настолько, чтобы невозможно было навести большую пушку, и у солдат в его кузове были винтовки. Они продолжали стрелять по чудесному коню Дафана, хотя шум их выстрелов казался Дафану таким слабым, что было даже странно.
Увы, это не защищало от вреда, который могли причинить выстрелы.
Они все еще плохо целились, но за долю секунды до того, как случилось страшное, Дафан осознал, что если прицельные выстрелы точно пройдут мимо, то неприцельные все же имеют шанс попасть. Потом вдруг наступил странный момент, когда Дафану показалось, что он слышит еще какой-то звук, выделяющийся даже на фоне грохоты стрельбы — и куда более страшный — но он не успел даже задуматься, что это может быть, и, возможно, что это не просто очередная иллюзия.
В его коня попали, и Дафан больше не мог думать ни о чем другом.
Если бы лошадь была ранена в плечо или в голову, она бы упала сразу, и Дафан, кувыркаясь, полетел бы на землю, как те солдаты из перевернувшегося грузовика. Хотя рана, нанесенная животному, была не менее смертельной, попадание пришлось ближе к ее хвосту, похожему на крысиный. Вместо того чтобы перекувырнуться, лошадь словно поскользнулась, ее задние ноги были парализованы, тогда как передние упорно, но тщетно, пытались поднять ее тело с земли.
Внезапная остановка была для Дафана очень резкой, и падение лошади — весьма болезненным, но даже изо всех сил пытаясь не быть подброшенным в воздух, он понимал, что удача все еще на его стороне. Он мог спрыгнуть и откатиться в сторону, и если он только сможет контролировать падение достаточно удачно, чтобы избежать переломов, он будет способен продолжать сражаться — сражаться было ключевым словом, хотя сейчас он был лишен защиты какой-либо магии.
Он спрыгнул и перекатился.
Земля оказалась лучше, чем могла бы быть: твердая, но не слишком. И его мускулы, и его нервы были сотрясены падением, но в конце концов Дафан оказался на земле, лежа на боку и не сломав ни одной конечности. Он даже не запыхался, и сохранил достаточную ясность ума, чтобы оглядеться и посмотреть, где он оказался, и где были враги, прежде чем пытаться встать.
Возможно, умная лошадь намеренно направлялась сюда, а возможно, это была лишь случайность, но Дафан к своей радости обнаружил, что оказался немногим более чем в десяти ярдах от перевернувшегося грузовика, и что корпус машины теперь защищает его от выстрелов.
Менее чем в дюжине футов от него был вооруженный солдат: живой солдат, который смотрел на Дафана и пытался поднять винтовку, чтобы прицелиться. Но у него была сломана рука и нога после неудачного падения, и он не мог поднять оружие одной рукой, как ни пытался.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:31 | Сообщение # 80 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | Дафан бросился вперед и выхватил винтовку из руки солдата — и ударил прикладом его по голове.
«Это за Хойюма!», подумал он.
Мозг Дафана сам произвел расчеты, по которым ему предстояло отомстить еще за сто тридцать жителей деревни, но боль в его сердце не хотела знать никаких расчетов. Его мать, вероятно, уже была в числе убитых, и он знал, что эти солдаты отняли у него все, что он знал и любил. Даже Гицилла была потеряна для него — теперь она принадлежала Нимиану — и боль в его сердце говорила ему, что он абсолютно одинок.
Это боль в его сердце, а не расчеты в мозгу, заставила его развернуть винтовку и броситься в канаву, выглядывая из-за перевернутого грузовика в поисках целей.
Второй грузовик находился менее чем в тридцати ярдах, и он был полон целей.
Дафан даже не вспомнил, что он никогда в жизни не стрелял из винтовки и просто не знает, как это делается. Не остановился он и тогда, когда ощутил, как отдача от первого выстрела ударила в его плечо, еще более болезненно, чем удар от падения с лошади.
Он почувствовал, как ружье выстрелило, но не услышал звук выстрела.
Он стрелял снова и снова — и когда кончились патроны, он заполз за перевернутый грузовик, намереваясь найти новую винтовку, если не догадается, как перезарядить эту.
Он нашел новую винтовку и, находясь в укрытии за грузовиком, продолжил стрелять.
Солдаты с второго грузовика поднялись в атаку, решив, что у него кончились боеприпасы, но они атаковали не в том направлении. Дафан подстрелил двоих, прежде чем они поняли свою ошибку.
Потом появились зверолюди.
Отставшая свита Гавалона бросилась в атаку по полю, как стадо быков, с ревом таким громким, что Дафан и не думал, что такое возможно — достаточно громким, чтобы пробиться сквозь его глухоту, чего не могли даже выстрелы. Хотя рев зверолюдей в ушах Дафана звучал приглушенно, он все равно был ужасным, не человеческим и не звериным, а тем и другим одновременно — всем одновременно, сливаясь в вой такой пронзительной силы, что, казалось, он мог рвать на части.
Дафан тоже взвыл.
Хотя его крик ярости и триумфа был слабым по сравнению с воем зверолюдей, и неслышным даже для него, он тоже добавил свою силу к общему шуму.
Дафан ощутил себя одним целым со зверолюдьми, разделяя их мощь и решимость.
Он выскочил на открытое пространство, чтобы присоединиться к общему бою, теперь выбирая цели с осторожностью, иначе он мог подстрелить союзника вместо врага.
Он был уверен, что убил как минимум еще одного противника, прежде чем в него самого попали — и когда он упал, чувствуя, как поток горячей крови льется, словно водопад, по его лбу, заливая глаза, то не ощутил ничего кроме изумления: ни боли, ни скорби, ни сожаления.
«Почему?» думал он, пока чувства постепенно покидали его, «Ведь я думал, что я непобедим! В самом деле!»
Глава 18
КОГДА Гицилла увидела, как грузовики разделились на две группы — две машины начали преследовать Дафана и раба-колдуна, а остальные четыре продолжали двигаться к ферме — ее первой мыслью был всплеск надежды, что скакун Дафана сможет вынести его за пределы дальности выстрелов. Она не сомневалась, что Гавалон способен защитить себя и всех, кто остался с ним, хотя на первый взгляд, у колдуна не было никакого оружия, способного справиться с надвигающейся угрозой.
Даже сам Гавалон показался ей на секунду слегка испуганным — пока она не поняла, что на самом деле он сильно раздражен.
— Я надеялся сохранить рог для настоящего боя, — сказал он Малдайаку, — но взрыв, достаточный, чтобы покончить с этими глупцами, не должен слишком истощить его энергию. Защити уши — как бы хорошо ни нацелил я оружие, на таком расстоянии обязательно будет утечка. Ты должна поступить так же, дитя, независимо от того, насколько Сатораэль усилил тебя. Твои уши выросли, но их все равно лучше защитить чем-то магическим. Дай ей лоскут с твоей куртки, Малдайак.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:32 | Сообщение # 81 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | Гавалон, казалось, не спешил, говоря все это, но Малдайак проявил очевидную поспешность, оторвав полоски ярко-желтой ткани со своей разукрашенной куртки и несколько неохотно передав две из них Гицилле, прежде чем заткнуть уши самому.
Гицилла поступила так же, а Гавалон взял рог, висевший на его поясе справа, с другой стороны от тяжелого меча.
Гицилла слышала, что рога локсодонтов иногда используются для подачи звуковых сигналов, когда затруднительно использовать сигнальные костры, но единственные духовые инструменты, которые она знала, были сделаны из маленьких рогов газелей и звучали нежно и мелодично. Рог Гавалона с виду был не очень большим, и не таким изогнутым, как рог старого барана, но он был затейливо разукрашен вырезанными узорами и эмалью красного, желтого и синего цветов.
Когда грузовики остановились и солдаты, высадившись из них, бросились в атаку, в окна дома начали влетать пули, заставив Гициллу и Малдайака пригнуться. Но почти сразу же огонь стал беспорядочным.
Выглянув в окно, Гицилла увидела, что местные растения, окружавшие ферму в таких количествах, оказались не таким легким препятствием, как думали солдаты. Лишь немногие растения успели вырасти до высоты человека, но большинство было высотой по пояс, а еще больше было ползучих растений длиной шесть-восемь футов, вьющихся по земле. Как только солдаты зашли за остатки изгороди того, что когда-то было огородом фермера, они оказались атакованы.
Когда пурпурные и розовые стебли и лианы начали вцепляться в ноги атакующих солдат, тем пришлось отбиваться. Четверо солдат, которые несли огнеметы — вероятно, для того, чтобы залить огнем комнаты дома и заставить его обитателей выскочить наружу — немедленно привели свое оружие в действие, но им пришлось быть предельно осторожными, чтобы не сжечь себя или своих товарищей. Противник был в непосредственной близости, и бой шел на слишком ближней дистанции, чтобы применять огнесмесь без особой осторожности.
Секунду или две растения, казалось, сами поглощали пламя, словно горящая жидкость была питательным удобрением — и когда растения все же начали гореть, больше всего пострадали те, что не были активно вовлечены в бой.
Солдатам с винтовками пришлось прекратить огонь и освободить руки, чтобы взяться за ножи. Извлеченные из ножен клинки, применяемые с явным мастерством, успешно рубили ветви и лианы — но отрубленные растения продолжали вцепляться в своих жертв, извиваясь и сжимаясь изо всех сил.
Но без опоры отрубленные ветви, увы, мало что могли, хотя те, у которых были шипы, врезались достаточно глубоко, чтобы вонзиться в кожу под формой, а некоторые другие растения выделяли едкий сок. Трое или четверо атакующих взвыли от боли — но никто из них не упал, а в их крике звучало ярости не меньше, чем страдания.
Видя, что у солдат возникли такие трудности при попытке подойти к дому, Гицилла осмелела достаточно, чтобы поднять голову, но пожалела о своей поспешности, когда открыли огонь большие пушки в кузовах грузовиков.
Наводчики целились высоко, чтобы не попасть в своих, поэтому не было опасности прямого попадания, но снаряды пробивали зияющие дыры в каменных стенах и раскалывали балки, поддерживавшие крышу. Дом был построен прочно, но все же не был рассчитан на то, чтобы противостоять такой разрушительной силе. Потолок сразу же начал рушиться, и на плечи Гициллы посыпались обломки.
Она присела, закрыв руками голову, чтобы защитить череп. Это было удачно, потому что из такого положения легче было закрыть руками уже заткнутые уши, когда Гавалон ответил на вражеский огонь.
Колдун всего лишь протрубил в рог — но этот рог был заряжен энергией, по-своему куда более мощной, чем вражеские пушки.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:32 | Сообщение # 82 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | Гицилла не смогла бы описать звук, издаваемый рогом, в музыкальных терминах. Она не могла сказать, был он высоким или низким, больше похож на звук трубы или свирели. Если бы ей потребовалось описать, на что это похоже, она могла бы сравнить это только с болью, но даже тогда она не сказала бы определенно, на какую боль это похоже. Возможно, это лишь потому, что у нее просто еще не было достаточно опыта в испытании боли, но ей казалось, что эта боль куда чище, чем все, что могли бы причинить пылающий огонь, вонзившаяся стрела, жестокая головная боль или разрубающий кости клинок.
Имперские солдаты, вероятно, куда больше разбирались в боли, чем Гицилла, но она сомневалась, что и они смогли бы описать это лучше.
Хотя здание продолжало рушиться, Гицилла снова подняла голову, как только убедилась, что артиллеристы на грузовиках прекратили огонь. Она сразу же увидела, что попытка растений задержать атаку была вполне успешной, невзирая на неравенство сил. Ни один солдат не дошел до стены дома, и теперь, очевидно, уже не дойдет. Все солдаты, кроме двоих, ворвавшиеся на ферму, рухнули на землю — или, как минимум, на колени.
Большинство атакующих побросали свое оружие — и ножи, и винтовки — чтобы зажать руками уши, но эта предосторожность оказалась абсолютно тщетной. Нескольких солдат охватили страшные судороги, которые, казалось, вот-вот разорвут их на части. У других лилась пена изо рта, окрашиваясь красным от крови из прокушенных языков.
Стрелки на грузовиках пострадали не так сильно, а их водители еще меньше, благодаря защищавшим их кабинам — но двое солдат на самом дальнем из четырех грузовиков, казалось, остались последними, кто был способен на сознательные действия. Пока наводчик пытался восстановить равновесие, водитель грузовика дал задний ход и начал отъезжать подальше.
Гицилла почувствовала, что Гавалон схватил ее за руку — и своего раба-колдуна тоже — и толкнул их к окну.
— Наружу! Наружу! — закричал он.
Только сейчас Гицилла ощутила, что рог почти парализовал ее и Малдайака — и из-за этой внезапной слабости они оказались в очень опасном положении, потому что дом продолжал рушиться.
Она знала, что должна помочь Гавалону, и, приложив огромные усилия, попыталась заставить свои конечности повиноваться. Если бы ее руки и ноги были такими же худыми и слабыми, как еще пару дней назад, ей было бы трудно выбраться через окно, но сейчас ее конечности были длиннее, и обладали силой, которую ей еще не приходилось испытывать. Она схватилась за подоконник и одним прыжком выскочила в узкое окно, более ловко, чем вообще могла предполагать.
Гавалон рассчитывал, что Малдайак последует за ней. Колдун уже отдавал своему рабу дальнейшие приказания, веля сесть на коня и преследовать грузовик — но эти приказы были бесполезны, потому что Малдайак оказался далеко не таким проворным, как Гицилла. Он попытался выскочить, но явно не мог так же хорошо координировать свои движения, и каким-то образом застрял в окне.
Остатки крыши окончательно обвалились.
Потом рухнула стена, похоронив под собой Малдайака.
Гавалон все еще оставался в доме.
Гицилле пришлось отпрыгнуть, чтобы не попасть под обрушившуюся стену, и прыжок отнес ее на целый десяток футов. Она приземлилась рядом с одним из выведенных из строя солдат, который все еще бился, пытаясь стряхнуть с себя обвивавшие его растения. Гицилла подобрала оброненный им нож — острый клинок более двух футов длиной — и перерезала ему горло.
Он продолжал биться, но уже не мог причинить вреда. Растения жадно пили его кровь.
Гицилла больше не смотрела на него, глядя на то место, где Гавалон Великий исчез под грудой развалин.
Простой смертный, вероятно, был бы убит, или, по крайней мере, лишился бы сознания, но Гавалон не был простым смертным. Он поднялся из руин, расшвыряв кирпичи и куски цемента во все стороны, больше разозленный, чем испуганный — но не утратив свою способность к холодному расчету, и не забыв, что он находится посреди боя.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:32 | Сообщение # 83 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | Его первым побуждением, как показалось Гицилле, было вытащить Малдайака из развалин, чтобы раб смог выполнить его приказ, но Гавалону понадобилась лишь пара секунд, чтобы понять, что Малдайак оказался в куда худшем положении, чем он сам.
Раб-колдун был жив, но сломал как минимум одну ногу и одну руку. Он был бесполезен.
Взгляд Гавалона вопросительно остановился на Гицилле.
— Я догоню их! — сказала она, когда поняла, чего он ждет. — Я убью их!
Она была изумлена собственными словами. Как она могла исполнить свое обещание?
Гавалон сразу же согласно кивнул, казалось, нисколько не сомневаясь в ее способности догнать грузовик и убить его пассажиров.
— Тот, который на открытой платформе в кузове, не будет слишком опасен, — сказал он. — Но другой может… Будь осторожна, прошу тебя. Иди! Иди!
Гицилла повернулась. Не задавая себе вопросов о необходимости стоявшей перед ней задачи или ее выполнимости, она побежала — и только перейдя на бег, поняла, что Гавалон, должно быть, знал о ее новых способностях лучше, чем она сама. Она оглянулась — не столько чтобы увидеть, что делает Гавалон, сколько чтобы узнать, что стало с Дафаном.
Ее сердце дрогнуло, когда она увидела, что лошадь Дафана лежит на земле, но потом она заметила, что Дафан на ногах и вооружен трофейным ружьем. Как и она, он сражался с врагом. Он совсем не вырос с тех пор, как Нимиан коснулся его, и, казалось, никак не изменился, но все же в бою оказался на высоте.
«Он герой!», подумала Гицилла. «Даже самый обычный мальчик вроде него может стать героем в час беды!»
Она заметила Гавалона, но лишь на секунду. Колдун бежал к Дафану, вероятно, чтобы помочь.
Вдруг она услышала странный шум, который смог пробиться не только через затычки из магической ткани в ее ушах, но и через оглушение после звука рога Гавалона.
Это был жуткий, пугающий звук, и она почувствовала, что при других обстоятельствах у нее бы кровь застыла в жилах, но ей пришлось повернуть голову обратно, чтобы не споткнуться, и она помчалась по дороге быстрее, чем может бежать любой человек.
«Но я больше не человек», напомнила она себе. «Меня коснулось существо, которым стал Нимиан. Меня коснулся Повелитель Перемен, более могущественный, чем любой другой, и что-то во мне ответило на это прикосновение. Теперь я больше, чем просто человек. Я горю быстрее и ярче, чем если бы я стала просто Сновидицей Мудрости».
Двигаясь ровным, расчетливым бегом, она заметила, что грузовик больше не удаляется от нее. Хотя водитель воспользовался возможностью развернуть машину, и теперь грузовик ехал вперед, а не задним ходом, он двигался не быстрее, чем Гицилла.
Гицилла, которой самой приходилось сидеть на месте водителя — хотя и в очень странном состоянии разума — знала, что водитель грузовика может видеть ее в зеркале заднего вида, установленном в центре кабины над его головой. То есть, он знает, что его преследуют.
Возможно, это не пугало его, потому что внешне Гицилла по-прежнему выглядела как юная девушка, хотя и стала выше ростом — а возможно, напротив, это его пугало, потому что обычная девушка не смогла бы угнаться за грузовиком без помощи магии.
Солдат в кузове грузовика тоже видел ее — и она видела его вполне четко. Он свалился, попав под звуковой удар рога Гавалона, но если у него и были судороги, то они уже прошли. Из его рта больше не текла кровь и пена, и он выглядел так, словно уже мог подняться, если соберется с силами. Гицилла не сомневалась, что со временем он соберется с силами, но пока ему это не удавалось. Он не мог подняться на колени или сесть, хотя у него была опора в виде лафета пушки.
Его глаза неотрывно смотрели на того, кто преследовал грузовик, и в них был виден ужас.
Гицилла почувствовала определенное удовлетворение, видя этот ужас, но понимала, что ей было бы легче, если бы солдат не воспринимал ее всерьез. Ужас может помочь ему собраться с силами. Ужас может помочь ему навести оружие — и какую бы нечеловеческую силу ни придало ей прикосновение Нимиана, прицельный выстрел из этой пушки разорвет ее на куски.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:33 | Сообщение # 84 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | Гавалон говорил ей, что солдат в кузове будет не слишком опасен еще некоторое время, но Гавалон не учитывал в своих расчетах страх.
Гицилла попыталась бежать быстрее, но это было нелегко. Она знала, что нельзя слишком быстро истощить силы, и что она должна быть готова к долгой погоне. Но знала она и то, что надо начинать сокращать дистанцию, отделяющую ее от грузовика.
Она побежала быстрее, но и грузовик увеличил скорость. Водитель явно видел ее — и был испуган.
Теперь грузовик мчался на максимальной скорости и не мог ехать быстрее. Но у Гициллы еще остались нерастраченные резервы силы.
Постепенно, ярд за ярдом, она сокращала дистанцию, отделяющую ее от грузовика и испуганного наводчика. Он смотрел на нее, а она — на него, и в ее глазах не было ни малейшего следа страха.
Ее уверенность заставила солдата еще отчаяннее пытаться встать на ноги. Наконец, он смог сесть. Это усилие явно было болезненным для него, но, казалось, он был готов заплатить эту цену. Он приготовился предпринять еще большее усилие, стиснув зубы в предчувствии еще более сильной боли. Если бы он был трусом, он не смог бы, но этот солдат был смелым человеком.
Гицилла подумала, что если у него был какой-то бог, то этот солдат, должно быть, хорошо ему молился. Вопреки всему он начал подниматься на ноги.
Гицилла знала, что, когда он выпрямится, остальное будет куда легче. Ему нужно будет лишь встать устойчивее и навести пушку. Пушка вращалась на платформе, и развернуть ее было легко. Прицелиться, конечно, будет не так легко, особенно при движении на большой скорости по настолько плохой дороге, но ему не нужно быть особенно точным.
Теперь ей оставалось до грузовика всего двадцать ярдов, и она все приближалась. К тому времени, когда солдат сможет прицелиться, она будет менее чем в десяти ярдах — если только не прекратит погоню и не сойдет с дороги, укрывшись в лесу из огромных початков, в который они только что вошли, чтобы следовать за грузовиком более скрытно.
Выбор за ней.
Она побежала еще быстрее, вкладывая все силы в последний рывок. Расстояние до грузовика быстро сокращалось, и это заставило солдата предпринять еще более отчаянные усилия.
Его ноги были еще не столь послушны. Он споткнулся.
Это стоило ему десяти секунд, а десять секунд было более чем достаточно для Гициллы. К тому времени, когда солдат снова встал, она, прыгнув, вцепилась в задний борт грузовика, и невероятно ловким движением подтянулась в кузов.
В углу кузова лежала винтовка, но солдат не успевал до нее дотянуться. Едва он повернулся, Гицилла врезалась в него, и этот удар, вероятно, снова наполнил его тело парализующей болью. Он упал, ударившись о заднюю стенку кабины, как мешок с зерном.
Когда он упал, его лицо снова было обращено к ней, и его глаза были полны ужаса.
Гицилла присела рядом с ним, приставив нож к его горлу.
— Один вопрос, — прошептала она. — Зачем вы уничтожили мою деревню и убили всех ее жителей?
Свободной левой рукой она вытащила затычки из ушей, чтобы услышать, если он что-то ответит.
Он посмотрел на нее, словно она была сумасшедшей — словно такой вопрос мог задать лишь безумец. В его глазах был ужас и отвращение, но изумление в них было еще сильнее.
— Я… я исполнял приказы, — сказал он, словно это было что-то абсолютно очевидное, и чем можно было гордиться.
Гицилла намеревалась перерезать ему горло, как перерезала горло тому, чей нож сейчас держала в руке, но, услышав ответ, она изменила свое намерение, и острием ножа выколола ему оба глаза.
Потом она подняла его, как сильный рабочий поднимает мешок с зерном, и выбросила за борт мчавшегося грузовика, надеясь, что он проживет достаточно долго, чтобы снова подняться на ноги и заблудиться во враждебном лесу — где, несомненно, станет добычей хищников.
Глава 19
ДАФАНУ снилось, что он сражается в великой битве, огонь и ярость которой раскинулись от горизонта до горизонта бесконечной равнины. Была темная ночь, и кроме слабого туманного света трех лун и звезд поле битвы освещали бесчисленные вспышки выстрелов. У него самого тоже было ружье, из которого он стрелял и стрелял, почти машинально, все время находя в прицеле темные силуэты врагов, но не зная, попал ли в цель хоть один выстрел.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:33 | Сообщение # 85 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | Его окружали зверолюди и другие монстры: существа, которые когда-то были людьми, но больше людьми не являлись, претерпев ужасные мутации и уродства. Их броня была ярких цветов, но в слабом лунном свете цвета казались странно тусклыми. Лишь у немногих были ружья, а остальные были вооружены тяжелыми клинками разнообразных причудливых форм. Они тоже сражались с тенями, но у этих теней были ружья и клинки. И сколько бы их ни погибало, казалось, бесчисленное их множество поднимается заново с грязной земли.
Грязь под ногами была смешана не с водой, а с кровью.
Вздрогнув, Дафан проснулся, почувствовав, что кто-то трясет его за плечо. Сначала он не мог открыть глаза, потому что они были крепко зажмурены, но он протер их и заставил открыться. Пальцы, которыми он тер глаза, стали темно-красными, и он понял, что это засохшая кровь, которая запеклась на его ресницах и веках.
Когда он поднял голову, то увидел, что на него смотрят пугающие глаза Гавалона Великого. Это Гавалон заставил его очнуться.
Дафан поднял руку к голове, чтобы потрогать рану, которая свалила его. Спутанные волосы мешали ему, но пальцы нащупали грубый шрам, протянувшийся на дюйм или два ниже линии волос. Было совсем не больно.
— Вы исцелили меня? — спросил он колдуна. — Вы вернули меня из мертвых?
— Я не наделен талантом исцелять, — проворчал Гавалон. — И никто не возвращается из мертвых таким бодрым и здоровым, каким выглядишь ты. Но да, я закрыл твою рану. Она выглядит куда хуже, чем если бы заживала естественным путем, но я не мог ждать — возможно, ты спал бы до завтра, а нужен мне сейчас.
— Зачем? — спросил Дафан. Он уже встал на ноги и оглядывался вокруг. Бой закончился, но зверолюди еще рыскали по полю туда-сюда, собирая трофейное оружие.
— Грузовики, — сказал Гавалон. — Они нужны нам, и мы должны научиться управлять ими.
— Но откуда я это могу знать? — спросил Дафан в искреннем изумлении. — Я всего лишь простой крестьянин, и даже не был подмастерьем ремесленника.
Тут он заметил, что у его ног лежит винтовка, и вспомнил, как стрелял из нее. Он прикоснулся пальцами левой руки к правому плечу, где от отдачи остался синяк. Он все еще сильно болел, но эта боль вызвала прилив гордости, когда Дафан вспомнил, что он сделал. Хоть он и не был даже подмастерьем, и, может быть, так никогда и не стал бы настоящим мастером, даже если бы его жизнь не была выбита из нормальной колеи, но теперь он был мужчиной. Он был воином.
— Ты наблюдал за девушкой, — сказал Гавалон. — Ты видел, как она вела грузовик.
— Я не помню! — возразил Дафан. И более тихим голосом признался, — Я не обращал внимания.
— Это неважно, — сказал Гавалон. — Девушка вела грузовик, а ты был рядом с ней. Сосуд коснулся вас обоих и ускорил процесс вашего взросления. С тобой я легко смогу вспомнить эхо того, что управляло девушкой. И я обладаю достаточным могуществом, чтобы разделить это знание с моими слугами. Один грузовик сумел уйти, у другого сломана ось, но остальные четыре нужны армии. Ты — ключ к ним.
Дафан был смущен этой речью, но когда понял ее значимость, то спросил о том, что волновало его больше всего.
— Где Гицилла? — спросил он. — Почему она не может показать вам, что нужно делать?
— Ее здесь нет, — признался Гавалон, слегка вздохнув. — Она преследует солдат, уехавших в грузовике, потому что она единственная, кто может это сделать. Возможно, я приказал бы ей остаться, если бы смог сохранить сосредоточенность в пылу боя, но она принадлежит мне не больше, чем ты. Она слышит зов иной, высшей силы, и я бы лишь привел ее в замешательство, если бы попытался воспрепятствовать этому, и поэтому я позволил ей уйти. Но, думаю, все будет хорошо — потому что у меня есть ты.
Дафан был ошеломлен этими словами — как признанием, что даже такой могущественный колдун как Гавалон может потерять сосредоточенность в пылу боя, так и тем, какое важное место он, Дафан, занимает в планах Гавалона. Чтобы скрыть свое смущение, Дафан присел и подобрал винтовку — его винтовку, боевой трофей по праву. Как только он взял винтовку, нетерпеливый колдун потащил его к одному из грузовиков. Это был тот грузовик, чьи левые колеса соскользнули в канаву, но теперь его вытащили. Зверолюди Гавалона, должно быть, использовали рычаги, чтобы выпрямить и вытащить машину. Дафан вспомнил, как застрелил солдата, стрелявшего в него из большой пушки.
— Где Нимиан? — спросил Дафан.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:33 | Сообщение # 86 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | — Он не вернулся, — ответил Гавалон, ускоряя шаг и потянув Дафана за собой. — Я не могу больше ждать. Он легко найдет нас, когда захочет — если захочет. Я должен дать это оружие армии. Фульбра скоро обрушится на нас, и я должен быть в состоянии достойно ответить на его удар. Необходимо задействовать каждое ружье, независимо от того, какую роль намерен сыграть Сатораэль. Изменяющий Пути, несомненно, даст мне знать, какова будет моя роль, когда придет время.
Колдун втолкнул Дафана в кабину грузовика и влез за ним, как только Дафан уселся на сиденье. Приставив свои уродливые пальцы к рваным губам, Гавалон оглушительно свистнул, подавая сигнал свите зверолюдей. Через боковое окно кабины Дафан видел, что они собрали все трофеи до последнего и побежали к грузовикам.
— А почему вы не использовали свою магию, когда только увидели грузовики? — спросил Дафан. — Почему вы позволили им подойти так близко и причинить столько вреда?
Гавалон проницательно посмотрел на него. Если бы лицо колдуна было более человеческим, Дафан подумал бы, что на нем было то самое выражение, которое он видел на лице своей матери или патера Салтана, когда он задавал слишком много вопросов — но в отличие от них, Гавалон не упрекнул его за любопытство.
— Если бы у тебя было хоть чуть-чуть способностей, парень, — сказал колдун, — мы бы сделали из тебя волшебника.
Очевидно, это был комплимент, но Дафан не улавливал его логики. Задавать вопросы означает пригодность к изучению магии? Разумеется, нет. Он открыл рот, чтобы снова заговорить, но Гавалон положил когтистую руку на его плечо, и массивные когти вцепились в его синяк достаточно болезненно, чтобы Дафан потрясенно замолчал.
— Попытайся вспомнить, Дафан, — резко сказал Гавалон. — Попытайся восстановить в памяти момент, когда ты впервые сел в машину. Вспомни, что делала Гицилла. Вспомни выражение ее лица.
Если бы сейчас рядом с ним был кто-то другой, Дафану было бы трудно собраться с мыслями — но рядом с ним был колдун, и его слова, казалось, вливались в мозг Дафана, обретая грозную силу магического приказа.
… Как только Гицилла открыла дверь, то сразу прыгнула на свободное место, потом обернулась и протянула Дафану руку. Он взял ее за руку и влез в кабину за ней. Когда он был внутри, Гицилла уже перебралась на другое сиденье, перед которым было большое колесо — самая заметная деталь обстановки в кабине…
… Замкнутое пространство кабины казалось ему очень таинственным и абсолютно чужим — но когда Гицилла повернулась к нему, чтобы приказать замолчать, ей даже не понадобились слова. Ее глаза были огромными и светящимися, зрачки жутко расширены. Губы искривились в свирепой ухмылке, из-за чего ее красивое лицо превратилось в страшную карикатуру…
… Из пола грузовика между сиденьями торчал большой рычаг, и Гицилла стала дергать его туда-сюда. Мотор грузовика взревел. Как только грузовик пришел в движение, она повернула рулевое колесо, резко развернув грузовик влево…
— Не так отстраненно, — прошептал Гавалон, — Вспоминай так, словно это происходило сейчас.
… Гицилла снова резко повернула руль, направив грузовик в совершенно другую сторону. Она не пыталась найти более ровную дорогу, а сквозь стекло ничего не было видно кроме зарослей кустов и экзотических цветов — настоящий поток растительности, казалось, бросавшийся под колеса грузовика…
… Солдат нигде не было видно, но повсюду вокруг были заметны свидетельства их присутствия в виде облаков дыма и вспыхивающих лучей света, беспорядочно мечущихся на фоне звездного неба…
— Открой дверь! — закричала Гицилла. — Подвинься!
… Его рука потянулась к двери и схватилась за ручку. Он никогда раньше не открывал такую дверь, поэтому ему понадобилось несколько секунд, но наконец он смог правильно нажать ручку и распахнул дверь — и сразу же без малейшего промедления и дальнейших указаний передвинулся на узкое пространство между двумя сиденьями…
…Человеческая фигура, выскочив из кустов, уверенно запрыгнула на грузовик, схватившись руками за дверной проем, и одним плавным движением уселась на место, которое освободил Дафан…
… Гицилла снова вывернула рулевое колесо, бросив грузовик в такой резкий поворот, что на секунду машина встала на два колеса. Дафан испугался, что грузовик перевернется, но страха было недостаточно, чтобы заглушить изумление…
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:34 | Сообщение # 87 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | Он растерялся, когда прошлое переплелось с настоящим, и его прежняя личность встретилась с личностью новой. Он ошеломленно обнаружил, что прежний Дафан смотрит на нового с ужасом и изумлением, но он сказал себе — новому себе, конечно, — что прежде он был лишь мальчиком и не способен понять мужчину и воина, которым он стал, хотя это преображение заняло меньше одного дня.
Гавалон убрал руку с его плеча, и Дафан словно неким странным прыжком вернулся в настоящее, как будто его выбросило из вихря, в котором часы и минуты смешивались с веками и тысячелетиями.
Дафан оглянулся на страшного колдуна и узнал то состояние транса, в котором пребывала Гицилла, когда ей требовалось делать что-то, чего она не знала.
«Это и есть магия», подумал Дафан — и все же Империуму не нужна была магия, чтобы управлять машинами. Солдаты просто были обучены водить их. Но если народу Дафана нужна магия, чтобы делать что-то, что враг считает настолько простым, какие шансы на победу у защитников Гульзакандры в предстоящей битве?
— У нас есть Сатораэль, — сказал Гавалон, словно отвечая на высказанный вопрос. — Хотя он с нами ненадолго, и его поведение слишком изменчиво, он — ключ ко всему.
Голос колдуна звучал странно механически, и Дафан подумал, в своем ли сознании сейчас пребывает Гавалон, хотя странные глаза волшебника смотрели на землю впереди машины — землю, по которой они ехали с неожиданно большой скоростью.
Дафан был удивлен, что не заметил, как включился мотор грузовика, не говоря уже о том, как машина пришла в движение, но его любопытство было еще больше возбуждено тем фактом, что Гавалон ответил на вопрос, который Дафан не задавал вслух.
«Но что же есть Сатораэль?», подумал он, на этот раз четко сформулировав вопрос в разуме, но не сказав вслух ни слова.
— Хотел бы я знать точно, что есть Сатораэль, — произнес Гавалон в той же механической манере. — Я ожидал, что он будет Повелителем Перемен, но теперь подозреваю, что он может оказаться чем-то большим, хотя познания шабашей о том, что есть Повелитель Перемен, далеко не совершенны. Я надеялся, что он будет моим демоническим фамильяром, которые, по слухам, помогают лучшим из чемпионов Хаоса в их пути к демоничеству. Но даже Сосуд — Нимиан — не вел себя как фамильяр, когда ритуал был завершен. Я надеялся, что мне будет позволено узнать больше о замыслах моего божественного повелителя, когда я привел его план в финальную фазу, но, кажется, я по-прежнему не знаю гораздо больше, чем знаю.
«Но он же поможет нам выиграть битву?», подумал Дафан. «Ведь так должно быть наверняка, разве нет? Ведь он заставит Империум заплатить за вторжение в наши земли и спасет Гульзакандру, правда?»
— Я надеялся, что Сатораэль гарантирует нам победу, — сказал Гавалон, его голос стал несколько более отдаленным и словно бы странно горестным. — Я думал, что знаю, какой стратегии следует мой Божественный владыка, но теперь я в этом больше не уверен. Многое открылось мне в видениях, но я все равно имел безрассудство думать, что происходящее в этом мире, с моим народом, имеет особую важность. Возможно, мне следовало понять, что это — лишь крошечный участок громадной арены, и то, что происходит здесь, имеет ничтожно малое значение, если никак не влияет на общую картину. Если действительно приближаются имперские корабли… значит, у Сатораэля может быть иная, высшая, цель, более важная, чем спасение Гульзакандры.
Дафан пытался понять это, но не мог.
«Но мы герои», напомнил он себе, «И у нас есть магия. У Империума есть пушки, ружья и грузовики, но я уже дважды видел, как — с помощью магии — мы наносили им поражение. Мы герои, мы сражаемся за нашу родину, и Гавалон Великий — самый могущественный колдун. Разве противник может нас победить?»
— Может ли противник победить — возможно, самая темная тайна из всех, — сказал Гавалон, его звонкий голос сейчас звучал еще более отстраненно и задумчиво. — Темнее, чем тайны, которые скрывает сам Золотой Трон. Все, что мы знаем и во что верим, говорит нам, что Империум в конце концов не сможет победить. В бесконечности времени единственная возможная победа — победа Хаоса. Единственная судьба, которая ждет человечество — вымирание. И все же Империум продолжает сражаться — и кто знает, сколько временных побед он сможет одержать до своего конца, или какова будет цена этих побед?
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:34 | Сообщение # 88 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | Мы, гордящиеся тем, что родились в Гульзакандре и верно служим Изменяющему Пути, можем говорить и даже верить, что мы — герои вечной битвы, но в глубине души мы знаем, что это не так, что монополия на героизм принадлежит Империуму. Мы сражаемся по своему выбору, движимые гордостью, страстью, яростью, и все, что мы делаем, лишь приближает наш конец и конец нашей расы. Они же сражаются во имя долга, движимые лишь верой. Они знают, что не смогут победить, но все равно сражаются, полные решимости выжить еще час, еще год, еще век… хотя знают, что не смогут выживать вечно. Это благодаря им, а не нам, продолжается игра, и это благодаря им игра стоит свеч. Они и есть игра…
Окончательная победа Хаоса, которая состоится в настолько далеком будущем, что для столь недолговечных существ как мы с тобой, не будет иметь никакого значения, абсолютно неминуема. И крах и гибель человечества — лишь крошечная часть ее кульминации. Имперцы могут сражаться лишь за ее отсрочку, но все же они сражаются. Они сделали своего Императора богом — и, несомненно, заслуженно, ибо кто из людей заслуживает быть богом больше, чем Он? Имперцы — герои, потому что они могут выиграть лишь мгновение в вечности, и ради этого они принесли в жертву всю свою свободу, все мысли, все надежды и все радости. Они так и не узнают, как благодарен мой Божественный повелитель и Силы, подобные ему, за их жертвы, или какова истинная цена их маленьких побед.
И это, я убежден, самая темная тайна из всех.
Дафан мог бы почувствовать себя польщенным тем, что — пусть, в общем, и случайно — с ним поделились этой «самой темной тайной». Но увы, он не мог вникнуть в смысл того, что говорил Гавалон. Даже самые элементарные тайны культов, известные патеру Салтане и Канаку, и, возможно, даже Гицилле, были закрыты для него. И, по словам Гавалона Великого, именно отсутствие врожденных способностей не позволяло ему стать учеником колдуна, и заслужить тем самым особую милость бога Гульзакандры, чье имя было слишком зловещим, чтобы произносить его вслух.
Что за достижение это было бы для сына его матери!
— Что за достижение… — тихо произнес Гавалон Великий, находившийся в трансе. — Я ни о чем не жалею, чего бы ни стоила мне моя карьера. И какова бы ни была моя судьба, я не променял бы ее ни на что иное. Я жил; я выбирал свой путь; я правил. Может ли любой из повелителей Империума — даже истинного Империума — сказать о себе больше? А любой демон? Я знаю, есть те, кто считают, будто боги, которым служат люди, подобные мне, созданы из человеческого зла, но я не верю в это. Хаос существовал задолго до человечества, и будет существовать после того, как человечество сойдет со вселенской сцены. Люди, считающие, что они важны для Хаоса — тщеславнейшие из тщеславных. Мы живем лишь мгновение, и умираем, не в силах осознать вечность и бесконечность, даже в воображении. Я грезил; я видел; я понял. Если я умру завтра или послезавтра, что наиболее вероятно, мне не о чем будет сожалеть.
ТОЛЬКО тогда Дафан запоздало осознал, что Гавалон говорил вовсе не с ним, но лишь с собой, и что его вопросы служили Гавалону лишь подсказками к исследованию его собственных вопросов и мыслей. Дафан почувствовал себя подслушивающим частный разговор, который он не мог понять, даже если все сказанное было верно. Возможно, оно и не было верно. Каким бы великим колдуном ни был Гавалон, прежде всего он был лишь человеком. А человек более чем способен искренне верить, что он знает и понимает куда больше, чем на самом деле.
И все же, считал Дафан, он сможет получить ценную информацию, если только у него получится точно и в то же время просто сформулировать вопрос.
«Что будет со мной?», мысленно спросил он.
— Все люди умирают, — прошептал Гавалон, все еще погруженный в свою странную задумчивость. — Некоторые доживают до старости, другие умирают во младенчестве. В таком мире и в такое время никто не может быть уверен, что доживет до завтра, и вести себя стоит соответствующе. Нет будущего — только война. Нет надежды — лишь отсрочка гибели. Человек ничего не может сделать, чтобы помочь себе — только сражаться, сражаться без конца, до последнего, любым оружием, которое у него есть.
И, сказав это, видя, что на горизонте уже показались мириады знамен его армии, Гавалон неожиданно вздрогнул и закашлялся. Потом, повернувшись к Дафану, он сказал:
— Просыпайся, парень. Мы уже почти приехали. Хорошо, что ты спал — надо было отдохнуть. Умойся и поешь. А потом молись. Фульбра скоро атакует нас, и я должен сделать все возможное, чтобы Сатораэль принял участие в бою, чтобы он обрушил на врага гнев Изменяющего Пути.
— Можно я оставлю себе ружье? — робко спросил Дафан.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:35 | Сообщение # 89 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | — Оно твое, парень, — сказал Гавалон хриплым грубым голосом, совсем непохожим на тот голос, которым он — казалось, бессознательно — говорил недавно. — Твое по праву. Патроны мы тебе дадим. Используй их с толком.
Глава 20
КАК ТОЛЬКО Гицилла выбросила ослепленного солдата из грузовика, водитель нажал на тормоза.
Если бы он остановился минутой раньше, то, возможно, смог бы помочь своему товарищу, но он не знал, как сильно пострадал наводчик от звукового удара рога Гавалона. Хотя через зеркало заднего вида он видел, как Гицилла догоняет грузовик, видел он, и как его товарищ в кузове встает на ноги. Или он подумал, что наводчик справится сам, или решил, что резкая остановка причинит ему еще больше вреда. Сейчас, когда ослепленный солдат был выброшен из кузова, и Гицилла ослабила бдительность, водитель, должно быть, решил, что пришло время ему принять участие в бою.
Внезапная остановка грузовика не застала Гициллу врасплох, но все же она потеряла равновесие. Если бы она была на несколько дюймов ближе к стволу пушки, то смогла бы схватиться за него и удержаться на ногах, но ее рука не успела схватиться за ствол, и силой инерции Гициллу швырнуло в заднюю стенку кабины.
Если бы кабина была выше, или если бы Гицилла была такого же роста, как еще несколько часов назад, она могла бы отделаться лишь синяками, но сейчас ее центр тяжести располагался слишком высоко. Ее ноги оторвались от кузова, она перекатилась через крышу кабины и свалилась с другой стороны.
Она сильно ударилась спиной о капот грузовика, попыталась ухватиться за кабину еще раз, но опять не смогла, и снова упала, прямо под колеса грузовика.
Если бы водитель подождал в кабине и, увидев ее падение, снова поехал бы вперед, он мог бы просто переехать Гициллу, сломав ей как минимум одну конечность. Но он не стал ждать. Он выскочил из кабины с большим ножом в руках, готовый пронзить врага.
И если бы Гицилла по-прежнему была обычным человеком, ей бы не хватило сил отразить яростное нападение обученного солдата, но теперь она была чем-то большим, чем просто человек — и водителю следовало бы это понять, когда он видел, как она пешком догнала мчавшийся грузовик и вскочила на него, несмотря на все его усилия ускользнуть.
Но даже так бой был ожесточенным — лишь в последний момент Гицилла успела поднять свой клинок, чтобы блокировать удар ножа солдата.
Солдат выругался, явно удивленный, что Гицилла смогла сохранить при себе оружие, когда, перекувырнувшись, вылетела из кузова, или тем, что при падении она не получила никаких ран. Она посмотрела в его бледно-голубые глаза, полные ужаса и отчаяния, и увидела, что он содрогнулся от ее взгляда, словно в ее глазах таилась магическая сила, способная погубить его. Все ее конечности ужасно болели, позвоночник был словно охвачен огнем, но эта пылающая боль не ослабляла ее, а лишь придавала новых сил. Хотя она все еще лежала на земле, тогда как ее противник стоял, солдат не сумел воспользоваться своим преимуществом.
Он ударил еще раз, и еще раз, но Гицилла отразила оба удара с такой силой, что он сам пошатнулся на ногах.
Боясь упасть, солдат шагнул в сторону, чтобы восстановить равновесие, и это дало Гицилле секунду на то, чтобы изменить положение. Она привстала на одно колено, когда солдат атаковал снова, но, блокировав его четвертый удар, она использовала энергию его атаки, чтобы вскочить на ноги — и теперь преимущество было у нее, потому что она была на несколько дюймов выше него, и гораздо более ловкой.
Должно быть, имперский солдат сначала был уверен в своих силах. В конце концов, он был обученным бойцом, а Гицилла всего лишь юной девушкой — но теперь его глаза говорили об ином. Он едва мог смотреть на нее — настолько страшной она ему казалась. Но его пугал вовсе не ее внешний вид; он знал, что ее коснулась и изменила магия Хаоса. И все же солдат был храбрым человеком. Прошептав что-то, что было, вероятно, молитвой, он снова бросился в атаку со всей храбростью человека, сражавшегося за нечто большее, чем жизнь.
|
| |
|
|
| Терминатор | Дата: Понедельник, 19.08.2013, 17:35 | Сообщение # 90 |
Хранитель Черной Библиотеки Сообщений: 8153 | Гицилла никогда не обучалась владению каким-либо оружием, но она играла в те же игры, что и Дафан и другие ее ровесники, и ей повезло, что мальчики всегда решали, во что играть. Она играла в бой на мечах, фехтуя палками, а теперь у нее было достаточно силы, чтобы дополнить ловкость и быстроту рук и хороший глазомер, ее рефлексов было достаточно, чтобы отражать удары ножа имперского солдата.
Три или четыре минуты Гицилла лишь отбивалась — а потом, усвоив темп боя, сама атаковала противника.
Его обучение дало ему достаточно мастерства, чтобы отразить полдюжины ударов, но недостаточно, чтобы спасти жизнь. Хотя Гициллу терзала пылающая боль, она обладала скоростью, ловкостью и дьявольской силой, достаточной, чтобы прикончить его.
Сначала она рассекла ему руку, лишив его возможности атаковать дальше, а потом вонзила клинок ему в живот снизу вверх, разрубив внутренности и пробив диафрагму.
Он умер быстрее, чем она ожидала, и был уже трупом, когда чудовище, которое когда-то было Нимианом, беззаботно вышло из леса гигантских початков, схватило солдата огромными руками и откусило ему голову.
Те узоры, которые Гицилла раньше видела на коже Нимиана, сейчас превратились в разноцветную чешую и пышные перья. Теперь у чудовища была крылья; сейчас они были сложены, но Гицилла оценила их размах примерно в тридцать футов. Крылья тоже были яркими и разноцветными. Руки и ноги монстра оканчивались громадными острыми когтями, но в его лице еще оставалось что-то человеческое — что-то, в чем еще можно было узнать черты Нимиана — хотя его нос и рот слились в огромный клюв.
Если бы Гицилла увидела такое зрелище два дня назад, она была бы поражена, возможно, парализована ужасом, но с самого начала наблюдая странные метаморфозы Нимиана, Гицилла чувствовала себя почти так, словно бы смотрела в лицо друга — друга, которого она знала лучше, чем кто-либо еще, и который, вероятно, мог бы сказать то же самое о ней. Это странное существо коснулось ее, и это прикосновение не было обычным приветствием или лаской. Она была вовлечена в его изменения. Она была как будто в рабстве — но не чувствовала себя рабыней или жертвой. Она чувствовала гордость, словно она теперь имела больше власти над своей судьбой, чем могла бы, будучи собой прежней.
— Ты мог бы мне помочь, — сказала она, пока монстр продолжал пожирать окровавленный труп.
— В том не было нужды, — ответил он. Его голос шел словно из ниоткуда. Клюв существа явно не мог произносить звуки так же, как человеческие губы, но слова были четко слышны, и их произношение было безупречным. Нимиан никогда бы так не смог. И лишь Гицилла задумалась, откуда существо так хорошо владеет языком, как узнала ответ, словно он был ей подсказан. Это больше не был Нимиан; это был Повелитель Перемен, очень могущественный Повелитель Перемен. Он мог слышать мысли людей… точнее, не слышать, но улавливать эти мысли. От него невозможно было скрыть никакую тайну, тем более, знание языка.
Он усваивал язык тех, кого коснулся, и тех, кого не касался, не полностью, но по частям. Он улавливал аспекты разума и воображения каждого человека, надежды, тревоги, амбиции. Он полностью владел Гициллой, но Дафан не все разделил с ним, а разумы более отдаленные — тем более. И все же, сумма всех этих частей, которой обладало существо, не была единым разумом, но чем-то гораздо большим. Это был безумный калейдоскоп, невероятное множество, миллион разумов и один разум одновременно: разум, подобающий демону.
Глядя в бледные глаза чудовища, Гицилла поняла, что демон рад обладать таким многомерным разумом, и восхищен множеством и сложностью бесчисленных мыслей и эмоций, украденных у других. Демон знал — должен был — что не пробудет здесь долго, но это лишь усилило остроту его переживаний, и особое чувство могущества, которое он получал от приобретенных знаний.
Она понимала, что в определенном смысле демон был настоящим чудовищем: существом невероятной мощи, разрушительный потенциал которого даже еще не раскрылся полностью. Но в некотором смысле демон был и ребенком: юное создание, охваченное живым наивным любопытством. Она знала это, потому что был и такой смысл, в котором она являлась продолжением демона: не еще одной конечностью, но еще одним разумом.
Гицилла оперлась о решетку радиатора грузовика, истощенная теми невероятными физическими и ментальными усилиями, которые ей пришлось предпринять. Решетка была очень горячей, но этот жар не причинял боли. Ее тело словно впитывало его, и огонь внутри нее горел еще ярче. Она чувствовала себя очень усталой, но была твердо настроена не упасть на землю без чувств, пока монстр смотрит на нее. Она не хотела допустить малейший риск, чтобы демон принял ее за очередную добычу, более полезную в качестве пищи, чем будучи живым существом.
|
| |
|
|
