|
Грозное Оружие.
|
|
| Konfi | Дата: Вторник, 15.01.2013, 15:37 | Сообщение # 16 |
Капитан Роты Сообщений: 2320 | XII
Он слишком оторвался, петляя в лесу каменных колонн и рокритовых стен, и Алайош предостерегающе окликнул:
– Осторожнее, брат. На нас охотятся.
– Почему ты еще не вызвал Девятый орден?
Алайош хмыкнул в ответ.
– Уже. Они десантируются в капсулах, но чтобы добраться до нас, им понадобится семь минут.
Корсвейн метнулся к следующей колонне; в сумерках его табард казался желтоватым, а линзы светились красным.
– Я иду на помощь Льву.
– Корсвейн... – Алайош снова одернул его. – Он прикончит этого мертвяка и без нас.
– Он повержен, я видел. – Корсвейн еще раз выглянул из укрытия. Фундамент будущей крепости был настоящим лабиринтом, а из-за завывания ветра не было никакой надежды услышать гудение, которое издавали доспехи Повелителей Ночи.
– И что ты видел? – Судя по тону, теперь Алайош колебался, одолеваемый сомнениями.
– Призрак набросился на Льва, и они оба упали. – Корсвейн прислушался к ветру; шлем приглушал звук до монотонного гула. – Кажется, я их вижу. Прикрой меня.
– Подожди!
Но ждать он не стал. Он рванулся через строительную площадку, но почти сразу же оказался под вражеским огнем. «Шенг». А кто же еще. Корсвейн начал петлять, игнорируя предостережения Алайоша. Несколько выстрелов попали в цель: осколки черного керамита рикошетили от стен, а на поверхности доспеха остались выбоины. Попадание каждого разрывного снаряда сопровождалось толчком таким же сильным, как если бы Корсвейна лягнул боевой конь, но, даже теряя равновесие, он мог думать лишь о том, что Лев повержен наземь, а горло его сжимают руки еретика.
Огонь противника прекратился.
– Я... убью Шенга, – задыхаясь, передал Алайош по воксу. Его слова прерывались звоном клинков: капитан уже вступил в бой с Повелителем Ночи. – Позади тебя! – быстро предупредил он опять.
Корсвейн, мчавшийся к своему распростертому на земле сеньору, услышал, как за спиной, ускоряясь, взревело цепное лезвие. Севатар наконец явил себя, но он не стал оборачиваться и продолжал нестись сломя голову.
– Я бегаю быстрее, – прошептал Корсвейн по воксу. Рычание цепной алебарды уже становилось тише. Оба его сердца стучали гулко, как копыта боевого коня по промерзшей земле. Он мчался, петляя между колонн, перепрыгивая через невысокие стены – делая все, что мог, на случай, если Севатар решит стрелять.
Позади – только тишина. И звон клинков по воксу.
– Брат, – произнес Алайош, – не останавливайся.
Тон, которым он это сказал, заставил Корсвейна обернуться на бегу. Перелетев через очередную стену, он бросил взгляд через плечо – как раз вовремя, чтобы увидеть, как умирает его капитан.
Into the Fires of Battle | Unto the Anvil of War
|
| |
|
|
| Konfi | Дата: Вторник, 15.01.2013, 15:37 | Сообщение # 17 |
Капитан Роты Сообщений: 2320 | XIII
Помимо девятого капитана, Алайош был много кем еще: преданным сыном; благочестивым рыцарем; талантливым тактиком; воином, хорошо управлявшимся со всеми тонкостями планирования и организации кампании. Он также был одним из лучших мечников в легионе и однажды в тренировочном поединке с примархом продержался почти целую минуту.
Среди Астартес из других легионов, как он подозревал, нашлось бы едва ли двадцать воинов, способных его победить. Один из них – Эзекиль Абаддон из Сынов-предателей, другой – Джубал-хан из Шрамов, а также храмовник Сигизмунд из Кулаков.
А еще Севатар. Он вошел в число знаменитостей, о которых говорили по обе стороны фронта гражданской войны, охватившей Империум; некоторые говорили с восхищением, некоторые – проклинали.
Шенг был всего лишь трущобным отребьем и не представлял особой угрозы, хотя и числился личным воином примарха. Когда Алайош заверил Корсвейна, что убьет его, это не было пустой бравадой. Ему это было по силам, и именно так он намеревался поступить. Первый же обмен ударами сказал Алайошу все о стиле Шенга: тот был убийцей, предпочитавшим нападение, его любимыми были колющие, а не рубящие удары, и он стремился уклониться от ответной атаки, а не блокировать ее. Эти предпочтения и были его слабостями, которыми мог воспользоваться тот, кто знал, на что обратить внимание. Шенг был медленнее Алайоша. Слабее. Менее опытным. Когда он уворачивался от удара, то терял равновесие. Парируя, он всегда ставил клинок под слегка неверным углом.
На редкость отвратительная работа мечом. Он не продержится и нескольких минут. Алайош ничуть не сомневался в своей победе и, вступив в бой, сразу же показал, на что способен.
Когда Севатар вынырнул из укрытия и устремился за Корсвейном, Алайош тихо предупредил брата. Корсвейн предпочел бежать дальше. Севатар, будь он проклят, предпочел не продолжать преследование. Алайош видел, как быстро удаляется, не сбавляя темпа, Корсвейн, и как крадучись возвращается Севатар – на помощь своему мерзкому брату, Шенгу.
Он отступил от объединившихся воинов и поднял клинок, защищаясь от выпадов мечом со стороны Шенга и от скрежещущей алебарды Севатара. Повелители Ночи медленно наступали; трофейные черепа и шлемы Темных Ангелов болтались на цепях, постукивая о керамит доспехов.
Подчиняясь внезапному порыву, Алайош резким движением снял шлем. Если в конце этого поединка его ждет смерть, то, во имя крови Императора, он встретит ее достойно. Он поднял меч, салютуя обоим противникам, и поцеловал рукоять, как предписывала традиция. Враг приближался.
Он опустил клинок, готовый к атаке.
– Я Алайош, капитан Девятого ордена Первого легиона. Брат всем рыцарям, сын одного мира и вассал одного сюзерена.
Севатар опустил алебарду для колющего удара, держа ее как копье; зубастое лезвие рассекало воздух с нетерпеливым стрекотом.
– Я Севатар Осужденный, – прорычал он, – и еще до того как небо окрасится зарей, я сделаю себе плащ из твоей кожи.
– Тогда начнем, – усмехнулся Алайош, хотя именно сейчас ему меньше всего хотелось смеяться.
Оба противника бросились на него одновременно; одновременно ударили и короткий меч, и копейное острие. Ангел едва смог блокировать атаку, с остатками былой грации перехватив оба удара клинком длинного меча. Он отступал шаг за шагом, уводя Повелителей Ночи за собой.
В родном легионе лишь два рыцаря смогли победить его в тренировочном бою. Первым был Астелан, который уже несколько лет не участвовал в Великом крестовом походе. Вторым был Корсвейн, паладин Девятого ордена, носитель Мантии защитника.
Смерть самого Алайоша сохранит ему жизнь.
– Брат, – произнес он по воксу, – не останавливайся.
Into the Fires of Battle | Unto the Anvil of War
|
| |
|
|
| Konfi | Дата: Вторник, 15.01.2013, 15:37 | Сообщение # 18 |
Капитан Роты Сообщений: 2320 | XIV
Ретинальный дисплей Корсвейна на мгновение потерял резкость, меняя фокусировку. Авточувства, подчиняясь сигналу, отслеживали движение вдали и, увеличив масштаб изображения, остановились на Алайоше, отступавшем под напором врага. Все закончилось до унизительного быстро, хотя капитану удалось всего за несколько секунд парировать серию ударов. Даже на этом расстоянии в зернистом режиме ночного видения можно было разглядеть, как Севатар, в движении сливаясь в одно размытое пятно, рубит и режет противника алебардой, с каждым ударом приближаясь к тому, чтобы пробить доспех Ангела.
Исход поединка стал ясен, когда клинок Шенга вонзился в бедро Алайоша, и рыцарь был вынужден опуститься на одно колено. Ответный удар Ангела перебил предплечье Повелителя Ночи, отсекая кисть, державшую меч. Шенг, шатаясь, попятился, а затем опустилась алебарда Севатара.
На глазах у Корсвейна голова его брата слетела с плеч: так свершилось убийство, которое не удалось несколько месяцев назад.
Он отвернулся и вновь побежал, огибая последнюю из колонн. Смерть Алайоша подарила ему несколько бесценных секунд форы. Он воспользовался ими, чтобы броситься на спину примарха и вогнать меч в позвоночник одного из сынов Императора.
Into the Fires of Battle | Unto the Anvil of War
|
| |
|
|
| Konfi | Дата: Вторник, 15.01.2013, 15:37 | Сообщение # 19 |
Капитан Роты Сообщений: 2320 | XV
Обратив мертвенное лицо к небесам, Керз закричал. Кровь снова полилась с бледных губ, а невыносимое давление в его спине и грудной клетке все нарастало, пока с резким звуком, громко раздавшимся в ночи, не треснул нагрудник. Схватившись за острие меча, показавшееся под ключицей, раненый полубог заорал, словно человек, облитый зажигательной смесью. Это был не просто крик боли – это была звуковая атака, которая отбросила Корсвейна назад. Рыцарь выпустил меч и отчаянно пытался ухватиться хоть за что-нибудь. Одной рукой он вцепился в прямые черные волосы примарха, другой держался за толстую цепь, свисавшую с оплечья.
Керз с трудом встал, заодно поднимая и цепкого воина. Корсвейн резко дернул голову примарха назад, вырвал целый клок спутанных волос, а другой рукой оторвал цепь от наплечника. Она-то и стала его оружием; но вместо того чтобы хлестать ею, как кнутом, по голове примарха, он перекинул цепь вокруг его шеи и изо всех сил потянул на себя. Чем больше метался Керз, стараясь освободиться, тем плотнее затягивалась металлическая гаротта. Корсвейн дернул за концы цепи еще резче и услышал за хриплым дыханием примарха, как с тихим, влажным треском ломаются позвонки.
Во время обучения на Калибане Корсвейну доводилось объезжать лошадей. В первый раз, когда лошадь начала брыкаться, он инстинктивно напряг все мускулы, и норовистая тварь немедленно его сбросила. Приучение лошади к ездоку – особенно если речь шла о боевых конях, которых так ценили рыцари той планеты – требовало в равной степени как грубой силы, так и особого внимания и терпения. Все получалось, если всадник мог двигаться вместе с животным, сохраняя равновесие и не напрягая мышцы, чтобы контролировать свое тело и подстроиться под любой финт, который конь решит выкинуть. Корсвейн давно уже не вспоминал те дни, но вновь оседлав того, кто постоянно взвивался и брыкался, он мгновенно вспомнил все до малейших деталей. Умом он понимал, что вряд ли поездка на спине примарха длилась больше нескольких секунд, но казалось, что прошла вечность.
Керз опять извернулся, на этот раз так энергично, что Ангел выпустил из рук тяжелую цепь. Корсвейн кубарем скатился на землю и остановился лишь, налетев на колонну с такой силой, что от прочного камня откололся кусок. Его просто стряхнули, как назойливое насекомое. Даже задыхающийся, избитый, израненный и истекающий кровью, Керз отбросил его от себя играючи.
Больно. Кровь Императора, как же больно. Но он все равно встал на ноги и потянулся к мечу, валявшемуся в грязи. Если бы он только мог...
Его накрыла тень. Что-то – горная лавина, судя по силе – ударило в левый бок, и Корсвейна подбросило в воздух. Мир вокруг завращался, земля и небо поменялись местами, а потом слились в одно. Корсвейн чувствовал, что скользит по каменистой почве; а потом он врезался в стену.
На какое-то счастливое мгновение он потерял чувствительность к боли в истерзанном теле и не видел ничего, кроме пыли, не ощущал ничего, кроме вкуса крови.
Но оглушение прошло, с ним исчезла и временная неуязвимость, и повреждения заявили о себе. Голова, казалось, превратилась в распухший шар, полный тупой боли и не лопнувший только потому, что мешал шлем. Вместо силы в его теле поселилось страдание; весь левый бок, по-видимому, был разбит, в буквальном смысле расколот на мелкие кусочки. Когда он поднялся на ноги, то не удержался от крика, вызванного болевым спазмом. Более-менее двигались только правые рука и нога. В одном треснувшем окуляре еще было искаженное, рассинхронизированное изображение. Другой же не показывал ничего; он ослеп на этот глаз и чувствовал в изуродованной глазнице что-то мокрое, горячее и бесполезное. Со вторым криком изо рта выпали три зуба и со стуком скатились к вороту шлема.
Он увидел уцелевшим глазом, что сеньор его вновь на ногах. Лев, похожий на кровоточащую статую, снова надвигался на Керза с мечом в руке. Керз приготовил когти для ответного удара; некоторые из клинков сломались, и обломки усеяли землю. Противники опять скрестили оружие, высекая из сверкающей стали искры.
Все мышцы Корсвейна ныли от внезапного выброса химических стимуляторов: внутренние системы доспеха делали все, чтобы поддержать в нем жизнь. Он не был уверен, что их действия хватит надолго. Что-то плотное и тяжелое угнездилось у него в груди, отчего при каждом вдохе казалось, что он дышит огнем. Что-то внутри лопнуло, без сомнения. Едкая слюна капала с губ, собираясь в лужицу у ворота шлема. Если в ближайшее время он не снимет шлем или хотя бы не разгерметизирует дыхательную решетку, то захлебнется собственной кровью и слюной.
Чья-то фигура заслонила от него примархов. Фигура, державшая в руках копье.
– Не много-то от тебя осталось, – потрескивающий вокс донес тихий, смеющийся голос Севатара.
– Луны плачут, – выдохнул Корсвейн и рухнул на колени. Туманящийся взор его единственного глаза был устремлен в небо, где луны роняли огненные слезы.
Into the Fires of Battle | Unto the Anvil of War
|
| |
|
|
| Konfi | Дата: Вторник, 15.01.2013, 15:38 | Сообщение # 20 |
Капитан Роты Сообщений: 2320 | XVI
Первая десантная капсула врезалась в щебнистый склон, отчего во все стороны разлетелись пепельно-серые камни. Термозащитное покрытие на корпусе еще светилось, перегревшись во время спуска через атмосферу, из воющих турбин с шипением вырывался пар. С треском, похожим на выстрелы, высвободились запорные болты, и стенки капсулы раскрылись с грубым изяществом механического цветка. Показавшиеся Темные Ангелы уже держали болтеры наготове и немедленно открыли огонь.
Вторая капсула приземлилась точнее; за ней последовали третья и четвертая. Все они опустились в разных частях кратера, и вскоре рыцари заполонили всю строительную площадку.
– Какой неожиданный поворот событий, – на лице Корсвейна, скрытом под шлемом, появилась широкая и кровавая улыбка.
Тени исчезли. Севатар и Шенг скрылись так же быстро, как и появились.
Грохоча как град, с неба продолжали падать десантные капсулы. Черный цвет одних был знаком различия, у других – результатом прохождения атмосферы. Обе флотилии, оставшиеся на орбите и сейчас, несомненно, вступившие в бой, послали на поверхность своих воинов. Здесь же, на земле, Корсвейн практически ничего не мог разглядеть. По несмолкающему болтерному огню и по характерному звуку, с которым пробуксовывает цепное лезвие, натолкнувшееся на керамит, он догадывался о том, что два легиона дерутся друг с другом, но увидеть толком ничего не мог. Рукой, которая еще слушалась, он стянул с головы шлем и поморщился, когда холодный воздух прикоснулся к израненному лицу.
Лев, окруженный своими закованными в черное воинами, был в столь же плачевном состоянии. Рана на затылке обильно кровоточила, и кровь жидким плащом падала на плечи. Корсвейн не представлял, как можно выжить с практически раздробленным черепом.
Керз засмеялся – или по крайней мере попытался это сделать, – но его воины уже оттаскивали его назад; в свою очередь, Ангелы оттащили прочь Льва. Шатаясь, примархи расходились, поверх голов собственных сыновей поливая друг друга проклятиями; оба обессилели и двигались с трудом из-за тяжелейших ран, и в воздухе чувствовался резкий запах их генетически божественной крови.
Двуручный меч, выпав из рук Повелителя Ангелов, вонзился в землю; Керз уже не мог поднять когтистые руки.
Корсвейн попытался подойти к своему примарху, но почувствовал, что опять медленно падает. Сильные руки подхватили его, поставили прямо, заставили сделать то, что отказывались делать мышцы его тела. Он повернул голову так, чтобы видеть уцелевшим глазом.
– Алайош, – сказал он.
– Капитан мертв, Ваша Светлость. Это я, сержант Траган.
– Тут Севатар. Остерегайся его. Клянусь, он где-то рядом. Он убил Алайоша. Я видел это своими глазами.
– Да, Ваша Светлость. Идемте... сюда. «Громовые ястребы» вот-вот прибудут. – Затем он крикнул по воксу, обращаясь ко всем, кто был еще жив: – Первый легион, отступаем!
Корсвейн ковылял, опираясь на брата, и отстраненно размышлял о том, что, наверное, умирает. Судя по ощущениям, так и есть, хотя раньше ему умирать не приходилось, и это была только догадка.
– Вы не умираете, Ваша Светлость, – теперь смеялся уже сержант Траган. Корсвейн и не заметил, что начал говорить вслух.
Последним, что он увидел, были примархи: оба почти что на коленях, оба – в окружении все большего числа своих воинов. Огрызаясь и изрыгая проклятия, Керз тянулся когтями ко Льву, но был слишком слаб, чтобы оказать сопротивление своим легионерам, которые старались оттащить его с поля боя. Лев, словно отраженный в кривом зеркале, вел себя так же, и из-за его величественности эти движения казались еще омерзительнее. С кровоточащих губ на его ангельском лице сыпались ругательства, и его собственные сыны уводили его силой.
Сквозь шум битвы Корсвейн услышал крик Севатара:
– Смерть Ложному Императору! Смерть его Ангелам в черном!
От этих слов мороз подирал по коже. Сколько в них уверенности. Сколько ненависти.
– Трамасский крестовый поход, – вздохнул Корсвейн. – Они правы, они все правы. Эта война только начинается.
– Ваша Светлость?
– Мой меч, – Корсвейн вытянул руку, как будто мог дотронуться до воинов противника.
– Где он?
– Потерян, – Корсвейн закрыл единственный глаз. – Я оставил его в спине примарха.
Into the Fires of Battle | Unto the Anvil of War
|
| |
|
|
| Konfi | Дата: Вторник, 15.01.2013, 15:38 | Сообщение # 21 |
Капитан Роты Сообщений: 2320 | XVII
В этом сне зверь никогда не умирает.
Он видит, как тварь крадется между деревьев, прижимаясь гибким телом к земле, каждое движение – омерзительно плавное, словно в звере нет костей. Уши прижаты к черепу, когтистые лапы бесшумно ступают по снегу. Зверь охотится, увлеченно, но бесстрастно, и его мертвые кошачьи глаза блестят безжалостным голодом.
Мальчик стреляет, но промахивается.
Холодную тишину разрывает хлопок выстрела, тварь вертится на снегу, с призрачной легкостью ступая по земле и рыча на врага. Черные иглы, подрагивая, поднимаются из белого меха, более плотного на спине и шее – инстинктивная реакция защиты. Хлесткий хвост зверя двигается в угрожающем темпе, сворачиваясь и резко распрямляясь в такт сердцебиению мальчика.
На мгновение он видит то, о чем говорили старшие рыцари, то, что он сам всегда считал выдумками дряхлеющих воинов, которые приукрашивают свою меркнущую славу напускным красноречием.
Но что-то есть в черных глазах зверя, что-то помимо элементарного желания выжить. Он смотрит прямо в эти глаза и понимает: это примитивный разум, разум злой, несмотря на свою животную простоту. Это длится лишь миг; затем зверь выплескивает наружу ярость, издавая что-то между влажным львиным рыком и хриплым ревом медведя, и звук звонко разносится в холодном воздухе.
Мальчик стреляет снова. Еще три выстрела эхом отзываются в лесу, и с ветвей падают снежные шапки. Дрожащие пальцы силятся перезарядить примитивный пистолет; но в цель свою мальчик попал, и пистолет, когда-то принадлежавший его отцу, пропел свою песню смерти. Зверь теперь может только хромать, с трудом неся на лапах изуродованное, обреченное тело.
Мальчик чувствует, как массивные снаряды выскальзывают из ладони и рассыпаются по снегу. Слишком холодно: его пальцы онемели, полностью потеряв чувствительность. Он роняет и пистолет, но не из страха и не от боли – для того, что вот-вот случится, ему понадобятся обе руки.
Шепот стали – он обнажает меч почти с себя ростом, держит его обеими трясущимися руками. Зверь подкрадывается ближе, жестокий голод в глазах уступил место животной настороженности. Он умирает, но это только придает ему смелости. Его отвратительный разум знает, что теперь терять нечего. Зверь продолжает охоту, движимый только злобой.
Хлопья снега медленно падают на клинок и замерзают холодными бриллиантами.
– Давай же, – шепотом выдыхает мальчик. – Давай...
Зверь прыгает; мальчик падает навзничь от сильнейшего удара в грудь, как если бы его лягнул жеребец. Он и весит столько же; извивающаяся туша прижимает к земле худое тело мальчика. В груди что-то хрустит, боль тупая, и в легкие будто насыпали сухих листьев. Он знает, что сломаны ребра, но почти ничего не чувствует. От крови, стекающей по клинку ему на руки, идет пар.
Наконец зверь затихает. Мальчик собирается с силами и считает до трех, а потом спихивает воняющую тушу на бок. Иглы все еще дрожат и испускают прозрачную жидкость. Он соблюдает осторожность, стараясь их не касаться.
Из-за того, что кровь зверя уже начала сворачиваться, рукоятка меча прилипла к пальцам. Он высвобождает руку, бросает меч в снег и достает из сапога зазубренный нож для свежевания. В ветвях над ним поют птицы, хотя птичье пение на Калибане никогда не отличается мелодичностью: хищники вызывают друг друга на бой, а падальщики каркают, предвкушая мертвечину.
А потом мир вокруг бледнеет и гаснет, но появляются и другие – настоящие – звуки: пощелкивание вентилятора в воздушном фильтре; тяжелые шаги на палубе над ним; вездесущий гул работающих двигателей.
Наконец он открывает глаза.
Оба глаза. И оба видят. Он смотрит на светосферы на потолке, от которых исходит холодное свечение, улавливает едкий запах дезинфектанта, обычный для медицинских залов.
Корсвейн поднимается со стоном боли и говорит:
– Воды.
Into the Fires of Battle | Unto the Anvil of War
|
| |
|
|
| Konfi | Дата: Вторник, 15.01.2013, 15:38 | Сообщение # 22 |
Капитан Роты Сообщений: 2320 | XVIII
На утренней вигилии его мысли витали где-то далеко. Преклонив колени вместе с братьями и при этом двигаясь неуклюже из-за тупой боли в покрытом синяками теле, он заметил, что добиться состояния целеустремленности, лишенной сомнений, стало необычайно трудно.
Склонив голову и прижав лоб к эфесу меча, Корсвейн выглядел как рыцарь, погрузившийся в прилежные размышления о предстоящем крестовом походе, но на самом деле погружен он был в воспоминания. Его мысли возвращались к планете, которая его ненавидела.
Тсагуальса.
Это название заставило его презрительно усмехнуться, но усмешку скрыл капюшон, отбрасывавший тень на его лицо. Тсагуальса, мертвый мир, который присвоили Повелители Ночи; мир, в котором примархи превратились просто в орущих друг на друга братьев; мир, где когда-нибудь будет возведена крепость, которая станет оплотом врага.
Как только бдение завершилось, его окликнул Траган. Остальные рыцари один за другим покидали зал размышлений; белые сюрко, надетые поверх доспехов, не могли полностью скрыть боевые шрамы, оставшиеся у каждого на черной броне.
– Ваша Светлость, – приветствовал Траган, как только он приковылял ближе.
Корсвейн улыбнулся в ответ.
– Не надо больше так меня называть, капитан. Что-то случилось?
Как и остальные братья, Траган под белым сюрко был облачен в полный доспех; капюшон был откинут, открывая лицо с четкими, орлиными чертами.
– Нас призывает Лев.
Корсвейн проверил бы оружие, будь оно все еще при нем.
– Очень хорошо.
Into the Fires of Battle | Unto the Anvil of War
|
| |
|
|
| Konfi | Дата: Вторник, 15.01.2013, 15:38 | Сообщение # 23 |
Капитан Роты Сообщений: 2320 | XIX
Как стало обычным за последнее время, повелитель Первого легиона проводил ночь, сидя на богато украшенном троне из слоновой кости и обсидиана. Опираясь на резные подлокотники, он держал соединенные кончики пальцев у самых губ. Глаза, пронзительно-зеленые, как леса Калибана, не мигая смотрели прямо, следя за мерцающим гололитическим изображением охваченных войной звезд.
Траган и Корсвейн вместе приблизились к трону. В их движениях не было и намека на синхронность: капитан обнажил меч и преклонил колени перед сеньором, и Корсвейн последовал за ним, но медленнее – его тело все еще плохо слушалось, мышцы все еще с трудом выполняли то, что от них требовалось. Лев принимал эти знаки почтения с бесстрастием, а когда заговорил, то голос его прозвучал, как раскат далекого грома – не было сомнения в его нечеловеческой природе, и бледный шрам на смуглой шее никак не мог смягчить его интонации.
– Встаньте.
Они подчинились. Корсвейн держался напряженно и скрестил руки на груди; в отличие от остальных, его доспех украшала белая шкура, наброшенная на спину. Клыкастая голова зверя, которому когда-то принадлежала шкура, покоилась на наплечнике, скрепляя этот импровизированный плащ.
– Вы звали нас, сеньор?
– Да. – Лев даже не пошевелился. – Установлена связь с имперскими силами.
– Новые приказы? – спросил Корсвейн, чувствуя, как быстрее забилось сердце. – Нас призывают?
– Ни то и ни другое. Мы продолжим Трамасский крестовый поход, пока эти системы не станут нашими. Само выживание Империума зависит от того, чего мы добьемся среди этих далеких звезд. Нет смысла защищать Терру, если вся остальная империя обратится в пепел.
– Я не понимаю, сир. Кто именно с нами связался?
Лев покачал венценосной головой, не отводя взгляда от гололита. В его глазах отражалось свечение, которое исходило от звездных скоплений и планетных систем, а голос был необычно мягок:
– Мы связались с несколькими из моих братьев и их легионами. В первый раз с тех пор, как мы расстались с Волками.
– Так это Волчий Король, сир? – Корсвейн и не пытался скрыть неприязнь. Прощание Ангелов и Волков едва ли можно было назвать братским.
– Нет, Кор. Сигнал пришел от Жиллимана и наших кузенов в Тринадцатом легионе. Повелитель Ультрамара знает, что мы не можем добраться до Терры, и, судя по всему, хочет, чтобы мы присоединились к нему.
Прежде чем воины ответили, Лев прищурил по-калибански зеленые глаза. «Империум в своей бесконечной жажде власти взрастил не воинов с человеческой добротой в сердце – он создал ангелов с сердцами холодными, как сталь». Он поднялся с трона и двинулся вокруг гололитического стола, глядя, как планеты вращаются вокруг своих солнц.
– Сыны мои, – улыбнулся он, и в этой улыбке не было и тени теплоты. – Кажется, Хорус не единственный, кто возомнил себя наследником империи.
Into the Fires of Battle | Unto the Anvil of War
|
| |
|
|
